Н.
И. Конрад. Япония. Народ и государство. Исторический очерк
Внеяпонских
гипотез - три: океанийская, корейская и китайская. Первая из них
находится в тесной связи с вопросом о происхождении японцев, разобранном
выше, и трактует вопрос так же, как и в области той проблемы.
Корейская гипотеза поддерживается Фудзии, приходящего к ней путем
анализа имен синтоистических божеств, з которых он видит отражение
наименований, даваемых в древней Корее государственным чинам;
вместе с тем он обнаруживает много общих слов в древнеяпонском
и древнекорейском языках. Корейскую же гипотезу разделяет другой
ученый - Ёкояма, впрочем, как будто не решающийся прямо это утверждать.
Китайская гипотеза выставлена, главным образом, учеными китайской
школы, в частности знаменитым синологом конца XVII и первой половины
XVIII века - Хаяси Радзан. Она имеет в виду конкретно удел У в
древнем Китае и пытается обосновываться на свидетельстве китайской
историко-географической литературы, в частности на "Описании
Вэй" (Вэй-чжи), где существует замечание, что японцы являются
потомками выходцев из этого удела. Гипотеза эта выдвинута несколько
историко-критическими соображениями, но продиктована, без сомнения,
тем необычайным преклонением перед китайской литературой, философией
и историей, каковым были проникнуты эти синологи. Какому-нибудь
ничтожному и прямо сомнительному показанию китайских исторических
сочинений верили больше, чем очевидному, но появившемуся на почве
Японии, особенно в пределах мифологии.
Прежде всего следует признать, что в самую раннюю эпоху своего
- сколько-нибудь исторического - существования, японцы, жившие
в Хюга или Ямато, уже не помнили конкретно своей родины. Перешедший
к ним термин Такамагахара в связи с общим мифологическим складом
мышления означал, и не мог не означать только мифологическое понятие
"небо", в основе своей, может быть, и бывшее вполне
реальным, но в процессе естественно развивающейся мифологизации
культурных и этнических моментов утратившее для народного сознания
свое реальное содержание. Поэтому искать в древних мифологических
сводах конкретных указаний на местности совершенно излишне, так
как таковых там не может быть.
С другой стороны, ясно, что искать прародину на почве собственно
Японии также неосновательно, так как, если бы японское племя действительно
являлось аборигеном страны, у него была бы совершенно определенная
связь с местом своего зарождения; связь, нашедшая бы себе отчетливое
и конкретное отражение в мифологических сводах. К тому же, гораздо
дольше держались бы и воспоминания о месте их первоначального
поселения, и они не исчезли бы так быстро из памяти народа.
Существовала бы определенная территория, или пункт, окруженный
мифологическим покровом, религиозным поклонением и почитаемый,
как исконная родина. Вместо же этого, уже в Кодзики и Нихонсёки
т. е. в древнейших мифологических памятниках - налицо, как еще
подметил Мотоори, мифологически неопределенная трактовка Такамагахара,
как "неба". Следует думать, что прародина японцев -
явление очень далекое от исторических времен и, несомненно, чуждое
собственно японской почве.
Поэтому гораздо правильнее будет при дальнейшем исследовании вопроса
отвлечься от Такамагахара и связанных с нею предубеждений и презумпций
и обратиться к помощи археологии и антропологии. Как в вопросе
о происхождении и составе японского племени, последнее слово,
по-видимому, будет сказано этими науками, - так и здесь: от них
нужно ждать надежных указаний.
В связи с проблемой прародины японцев может быть затронут вопрос
и о так наз. "Оясима-но-куни" - стране восьми больших
островов. Название это идет из тех же двух мифологических источников
и имеет в виду те "острова", которые были "сотворены"
или рождены четою божеств-людей: Идзанаги и Идзанами. Можно думать,
что в эпоху появления Кодзики и Нихонсёки это название так п понимали.
Это предположение, однако, оспаривается Куроита, утверждающим,
что первоначальное значение этого слова просто указывает на неопределенное
множество областей ("о" - признак и величины, и множества;
"я" - в этом же смысле; "сима" - как в смысле
остров, так и вообще: область, территория). Такое понимание в
духе первобытного мышления, и только впоследствии оно сменилось
другой этимологией, причем эта этимология служит лучшим свидетельством
размеров географического кругозора древних японцев и диапазона
их этнического и политического влияния. Название Оясима-но-куни
- вначале общее обозначение всей территории Японии, совершенно
неопределенной по размерам, впоследствии стало чем-то в роде официального
наименования страны, причем не в сношениях с иностранцами, где
существовал термин, обособляющий Японию от всех прочих соприкасавшихся
государств, именно "Хи-но-мото-но-куни", т. е. страна,
где восходит солнце - но исключительно во внутреннем обиходе.
Б. Территория в конце истории
Если следовать установленному выше в отношении конечного момента
собственно истории, т. е. заканчивать исследование на 1868 г.,
то картина той территории, которую занимала Япония к моменту своего
вхождения в общую мировую историю, представляется в следующем
виде:
За время своего более чем полуторатысячелетнего достоверно исторического
существования японский народ сумел лишь закрепить за собою не
более, как те же основные части японского архипелага, на которые
уже с давних пор простиралось его и этническое и политическое
влияние. Японцы окончательно утвердились на всех главных островах,
за исключением все же не вполне колонизованного Хоккайдо: лишь
в новейшую эпоху правительство стало уделять большое внимание
этой колонизации и окончательно соединило остров со всей прочей
страной. К концу же феодальной империи Токугава этот Хоккайдо,
тогда еще именуемый островом Эдзо, хотя и числился за японским
государством, но фактически лишь в некоторых своих частях представлял
собою приобщенную к общему целому, в смысле жизни и культуры,
территорию. Под вопросом стояли Курильские острова, на которые
претендовали русские; неясно было и положение Сахалина, который
как будто и числился за Японией, но фактически находился в сфере
влияния России. На юге - в таком же неопределенном положении находились
острова Рюкю, бывшие безусловно в сфере влияния японского правительства,
но юридически ему прочно непринадлежавшие.
Период новейшей истории Японии - эпоха Мэйдзи (1868-1912) резко
изменила картину, внеся в нее ясность, с другой же стороны, раздвинув
границы японской империи до небывалых доселе размеров. С 1871
г. началась прочная колонизация Эдзо, который был переименован
в Хоккайдо и получил свое особенное устройство; в 1875 г. Япония
получила в обмен за Сахалин Курильские острова, именуемые в японской
географии Тисима, в 1879 г. окончательно закреплены острова Рюкю,
в 1895 г. в результате японо-китайской войны приобретен остров
Формоза, в японской географии - Тайван; в результате русско-японской
войны Япония получает южную половину Сахалина, в японской географии
- Карафуто или Кабафуто, и становится твердой ногой на азиатском
материке, оккупируя по русским следам южную Манчжурию и Ляодунский
полуостров; в 1910 г. присоединяется Корейский полуостров, и положение
Японии на континенте становится окончательно прочным. С этими
границами Япония переходит с 1912 г. в новую эпоху - ныне текущую
и именуемую в японской официальной терминологии - эпохой Тайсё.
|