Н.
И. Конрад. Япония. Народ и государство. Исторический очерк
Таким
образом, закрыв страну от внешних влияний, как материка, так и
христианства, с идущим вслед за ним европеизмом, захватив в свои
руки феодалов как благодаря системе периодических пребывании половины
их при дворе сегуна, так и при помощи брачной политики; овладев
главнейшими промышленными и торговыми центрами страны, превратив
их в административные единицы, подчиненные самому правительству
в целом; заняв преданными и надежными элементами наиболее важные
в политическом и стратегическом отношении территории, сделав из
них феодальные владения или самих членов дома Токугава, или же
его вассалов, - Токугава и вместе с ними все правительство новой
империи могло чувствовать себя спокойными; и до того момента,
как пробудились новые силы и стала расшатываться сама эта система,
власть династии и империи стоит незыблемо.
Социальной основой этой империи было, конечно, воинское сословие.
Однако, оно само уже теперь не было однородном в своем составе.
Оно слагалось из своей собственной аристократии - феодальных сюзеренов
- даймё, владевших крупными уделами; из своего среднего слоя:
феодальных сеньёров, частью самостоятельных в отношении своей
территории, частью находившихся в вассальной зависимости от сюзеренов;
затем шли широкие массы самураев - вассалов крупных владетельных
домов; и, наконец, вне всей этой группировки находились очень
многочисленные кадры так называемых ронинов. Под этим именем разумелись
те слои воинского сословия, которые в результате гражданских войн
и гибели во время их многих владетельных домов, оказывались лишенными
и своей территории, и своих сюзеренов. Это - слой обезземеленного
сословного пролетариата, стоящего вне вассальной зависимости к
какому-нибудь дому. Эти ронины, родившиеся в эпоху смут и бывшие
очень многочисленными, имели большое политическое значение, служа
в умелых руках надежным средством для приобретения власти. В большой
мере содействию этих беспокойных "изгоев" обязаны своим
возвышением и оба диктатора прежнем эпохи. В то же время из их
среды постепенно выросла и та общественная группа, которая может
быть названа японской интеллигенцией: из кругов этого сословного
пролетариата, принужденного пробивать себе дорогу собственными
силами, бороться за существование в большей мере, чем кто-либо
другой, - выходили активные деятели культуры и просвещения; в
частности - от них идет целый ряд крупных ученых и педагогов китайского
толка, т. е. представителей нового просвещения, основанного на
китайской философии и науке; они же сыграли немалую роль в ниспровержении
империи Токугава впоследствии.
Помимо этого правящего сословия, в Японии в эпоху Токугава стало
приобретать все более и более увеличивающееся значение третье
сословие, в лице городского населения, пока еще не дифференцировавшееся
на классовые группы. Развитие городов, начавшееся обнаруживаться
еще с прошлой эпохи, полным темпом продолжалось во все время Токугава.
Японские историки, знакомые с развитием городского быта в Западной
Европе, утверждают даже, что по быстроте и широте этого процесса
эпоха Токугава не знает равных себе во всей всемирной истории.
Поскольку это так, сказать трудно, но все же остается несомненным
фактом то, что главнейшие японские городские поселения обязаны
своим развитием именно третьей империи. Причин, вызвавших этот
прогресс, было много: с одной стороны - замки феодальных сюзеренов,
их резиденции становились центрами новых городских образований;
с другой - развивающийся ремесленный и промышленный быт требовал
таких мест своего сосредоточения; и, наконец, в городах нуждалась
и торговля страны. Поэтому развитие городов необходимо ставить
в самую тесную связь с развитием третьего сословия, в которое
вошли и ремесленники, и торговцы. Этот новый слой стал с течением
времени настолько многочисленным и влиятельным, что наложил свою
печать и на многие отрасли культуры страны: в частности - литература
эпохи Токугава является литературой именно этого третьего сословия,
театр создан им же и для себя; на него работает искусство. Третье
сословие, вместе с ронинами, становилось понемногу наиболее деятельным,
жизненным и влиятельным социальным элементом страны.
Необходимо отметить также и еще одно особое обстоятельство, которое
может быть отчасти охарактеризовано, как признак начинающейся
власти торгового капитала и вместе с тем указывает, наряду с прочими
явлениями, на сущность этой стадии в развитии экономической жизни
Японии: это - то большое значение, которое и для правительства,
и для феодальных князей имели представители крупного торгового
капитала. Купцы Нагасаки, Хаката и других крупных торгово-промышленных
центров служили нередко источником денежных средств; к ним обращалось
и Бакуфу и даймё, и чем в большую финансовую зависимость они становились
от купцов, тем большее политическое значение приобретали эти последние.
Кроме этих социальных элементов, особое положение занимало крестьянское
сословие, многочисленные кадры "мужичья" (хякусё), занятые
земледельческим трудом. Как уже было раньше указано, именно на
них строилось все хозяйство феодальных владений; основной единицей
при исчислении доходности этих последних считалась натуральная
подать в размере одной "мерки" (коку) риса. Так что
и сами даймё обычно обозначались как владельцы дохода в "1000
мерок риса", или "10000 мерок", или же миллиона
таких мер, что считалось уже очень крупным. Класс этот не играл
еще никакой особой политической роли, но был той почвой, на которой
разыгрывалась вся экономическая жизнь страны.
Таким образом, социальная структура Японии в эпоху феодальное
империи Токугава может быть представлена в следующих чертах:
1. наиболее многочисленным, первостепенно важным экономически,
но политически неактивным, является слой земледельческого населения,
находившегося в вассальной зависимости от феодальных владетелей
и платившего им подати;
2. непосредственно над ним располагалась широкая самурайская масса,
владеющая своими наделами, но находящаяся в вассальном подчинении
своим феодальным сеньёрам; )
3. эти широкие самурайские массы объединялись под эгидой отдельных
владетельных фамилий, являющихся, таким образом, феодальными сеньёрами
в большей или меньшей значительности;
4. отдельные фамилии феодальных сеньёров могли объединяться, в
свою очередь, вокруг особенно могущественного дома, становясь
в вассальную от него зависимость; эти последние дома и составляли
аристократию воинского сословия - феодальных князей.
Вся эта сословная организация с ее почвенным слоем - крестьянством
и верхушкою - феодальными князьями возглавлялась императором в
лице Сэйи-тайсёгуна из дома Токугава, бывшего и одним из крупнейших
феодалов, с одной стороны, и главою всего сословия - с другой.
Помимо этого, вне организованного воинского сословия располагались
следующие общественные группы:
5. городское население, состоящее из ремесленников и торговцев,
выделявшее понемногу уже и свою собственную аристократию - представителей
крупного торгового капитала;
6. внеклассовое объединение "изгоев"-ронинов, создающее
кадры интеллигентного пролетариата.
Для пополнения картины следует отметить существование и еще одного
слоя, с которым японская история уже как будто бы давно распрощалась:
7. группы старого аристократического сословия "кугэ",
уцелевшие при дворе Киотоского монарха и ревниво оберегающие свою
сословную чистоту.
Своим крушением империя Токугава и весь феодальный режим обязаны
целому ряду сложных факторов. Огромное значение имел распад самого
военного сословия, ослабивший его силу и подточивший его политическое
могущество. Те же сегуны своей политикой возможно большего ослабления
феодалов, как политически, так и экономически, постепенно делали
их влияние призрачным и их власть, в сущности, уже ни на чем не
основанной. Экономическое ослабление феодалов приводило их в зависимость
или от Бакуфу, или от представителей торгового капитала, так что
нередко с виду могущественный владетельный князь фактически был
совершенно в руках своих кредиторов, было ли ими само центральное
правительство, или же купцы Осака и Нагасаки.
Если
прибавить к этому те старания Токугава воспитать даймё в духе
централизованного государства и полицейского строя, которые обнаружились
в установлении системы периодического пребывания их при дворе
сегуна, то становится понятным, почему эти феодалы очень часто
становились похожими на простых чиновников Бакуфу - уполномоченных
центрального правительства на местах. Сам феодальный строй незаметно
подменялся другим, и то, что произошло после 1868 г. под громким
наименованием "уничтожение феодальных владений", в сущности,
явилось только официальной квалификацией уже давно сложившегося
порядка. Феодальные князья сами, пожалуй, рады были передать свои
владения правительству уже официально, с тем, чтобы освободиться
от экономических тисков, в которые они попали - вместе со своим
уделом взвалить на плечи центральной власти и свою задолженность,
обеспечив в то же время себе приличную пенсию, дающую возможность
поддерживать внешнее благополучие, может быть даже в большей степени,
чем это было при "самостоятельном" владении обширной
территорией. Если же присоединить сюда и то, что с установлением
новой сословной системы, они заняли ее верхние ряды, в форме так
наз. "кадзоку" - аристократии, вместе с сопряженными
с нею и политическими, и экономическими преимуществами (титулы,
участие в верхней палате парламента, высшие должности и т. п.
), станет вполне понятным, почему все эти даймё легко примирились
с новым порядком, или даже более: к нему определенно стремились.
|
