Эйдзи
Ёсикава Честь самурая
-
Смиренно прошу ваше превосходительство следовать с моим войском,
- заявил он сёгуну. - Присутствие сёгуна воодушевит воинов и ускорит
достижение полной победы.
Ёсиаки это, конечно, не понравилось, но отказаться он не решился,
да и не мог. И хотя могло показаться, будто в приглашении Ёсиаки
нет никакой пользы, оно принесло Нобунаге выгоду: имя сёгуна,
неожиданно связанное с его собственным, внесло сумятицу в ряды
врагов.
Пространство
между реками Кандзаки и Накацу в провинции Нанива представляло
собой обширную пустошь с редкими участками возделанной земли.
Эта местность звалась Накадзима и подразделялась на северную и
южную части. Крепостью на севере владел клан Миёси, а маленькую
крепость на юге удерживал Хосокава Фудзитака. Боевые действия
сосредоточились в этой местности и протекали с большим ожесточением
с начала до середины девятого месяца. Верх попеременно брала то
та, то другая сторона. Это была открытая война, в которой широко
применялись новые виды огнестрельного оружия больших и малых калибров.
В середине девятого месяца Асаи и Асакура, которые отсиживались
в своих горных крепостях, переживая поражение и дожидаясь часа,
когда Нобунага допустит какую нибудь серьезную ошибку, взялись
наконец за оружие, переправились через озеро Бива и разбили лагерь
на берегу неподалеку от Оцу и Карасаки. Одно из боевых соединений
было направлено в буддийскую цитадель на горе Хиэй. Впервые за
все время монахи воины из разных сект сумели объединиться, заключив
союз против Нобунаги.
- Нобунага нагло отнял наши земли, попрал нашу честь и осквернил
нашу гору, неприкосновенную со времен преподобного Дэнгё! - говорили
они.
Тесные узы связывали монахов с горы Хиэй и кланы Асаи и Асакура.
Заключив тройственный союз, они решили отрезать Нобунаге путь
к отступлению. Войско Асакуры спустилось с гор к северу от озера,
тогда как войско Асаи переправилось через озеро на другой берег.
Расположение войск свидетельствовало о том, что союзники задумали,
соединившись у Оцу, пойти походом на Киото, а захватив столицу
и выйдя затем к реке Ёдо, соединиться с монахами из Хонгандзи
и сокрушить Нобунагу одним ударом.
Нобунага на протяжении нескольких дней вел ожесточенные бои с
монахами воинами и с большим войском Миёси в крепости в Накадзиме
между реками Кандзаки и Накацу. Двадцать второго числа он получил
тревожное и неясное сообщение о некой угрозе, надвигающейся с
тыла.
Подробности были неизвестны, но Нобунага догадывался, что в них
нет ничего утешительного. Он скрежетал зубами, ломая голову над
тем, о какой угрозе идет речь. Призвав к себе Кацуиэ, он приказал
ему взять на себя командование арьергардом. И добавил:
- Немедленно сокрушу всех - и Асаи, и Асакуру, и монахов.
- А не лучше ли дождаться более подробного сообщения? - сказал
Кацуиэ, пытаясь удержать его.
- С какой стати? Именно сейчас пришло время изменить весь мир
самым решительным образом!
Эти слова означали, что Нобунагу не остановить ничем. Он помчался
в Киото, не раз и не два меняя в пути загнанных лошадей.
- Мой господин!
- Что за несчастье стряслось?
Горько плача, несколько вассалов обступили Нобунагу, еще не успевшего
слезть с коня.
- Ваш младший брат, князь Нобухару, и Мори Ёсинари пали смертью
храбрых в бою под Удзи. Жестокая битва шла два дня и две ночи
и закончилась страшным поражением.
Слезы душили несчастного, и рассказ продолжил другой вассал:
- Асаи, Асакура и их союзники - монахи собрали двадцатитысячное
войско, против которого невозможно устоять.
Внешне ничем не выказав смятения, Нобунага ответил:
- Что толку оплакивать покойников, которые навсегда покинули наш
мир. Доложите мне о том, как обстоят дела сейчас. Как далеко сумел
продвинуться враг? Где проходит линия фронта? Кажется мне, что
никто из вас этого не знает. А где Мицухидэ? Если он на передовой,
то немедленно отзовите его сюда. Приведите сюда Мицухидэ!
Лес знамен
вырос вокруг храма Мии, где разместилась ставка Асаи и Асакуры.
Сутки назад на всеобщее обозрение была выставлена отрубленная
голова Нобухару, младшего брата князя Нобунаги. Ее, как и головы
других достославных воинов клана Ода, военачальники разглядывали
долго, одну за другой, пока не наскучило.
- Это достойное возмездие за наше поражение на реке Анэ. Теперь
я чувствую себя куда как лучше, - промолвил один.
- А я не успокоюсь, пока здесь не окажется и голова самого Нобунаги,
- ответил другой.
Но тут у них за спиной громко рассмеялся третий, а потом заговорил
на наречии, выдававшем уроженца севера:
- Можно считать, что она уже здесь. Перед Нобунагой сейчас Хонгандзи
и Миёси, а за спиной у него - мы. Куда ему деться? Он как рыба,
угодившая в сеть!
Весь день они осматривали отрубленные головы, пока не стало тошно
от запаха крови. Ночью в ставку доставили кувшины с сакэ, чтобы
еще более поднять боевой дух победителей. Когда все уже порядочно
захмелели, разговор зашел о стратегии.
- Следует ли нам занять Киото или лучше крепко держать Оцу, мимо
которого ему все равно не пройти, и постепенно сужать пространство,
как будто стягивая большую рыбу сетью? - спросил один из сотрапезников.
- Нам непременно нужно войти в столицу, дать бой Нобунаге и уничтожить
его на реке Ёдо и в полях Кавати! - откликнулся другой.
- Это не получится.
Стоило одному предложить определенный порядок действий, как другой
сразу же опровергал его доводы. Ибо, хотя кланы Асаи и Асакура
и объединяла сейчас общая цель, представители каждого стремились
доказать свое превосходство в деле высокой военной стратегии.
В итоге они так и не смогли прийти к единому мнению.
Пресытившись бесплодными спорами, один из военачальников Асаи
вышел на свежий воздух. Взглянув вверх, он пробормотал:
- Что то небо нынче чересчур раскраснелось.
- Наши воины жгут крестьянские дома по всей местности от Ямасины
до Дайго, - пояснил стражник.
- Зачем? Какой смысл выжигать эту местность?
- Не совсем так. Необходимо устрашить врага, - вмешался в разговор
другой военачальник Асакуры, который и отдал соответствующий приказ.
- Гарнизон Киото под командованием Акэти Мицухидэ полон решимости
стоять насмерть. Что ж, и нам надо показать, что мы шутить не
собираемся.
Начало светать. Оцу стоял на слиянии всех важнейших дорог, ведущих
в столицу, но сейчас здесь не было видно ни одного путника и ни
единой повозки. Внезапно промчался всадник, за ним, на некотором
расстоянии, еще двое или трое. Это были гонцы с поля боя, и мчались
они со стороны Киото к храму Мии так, словно за ними гналась сама
смерть.
- Нобунага уже в Кэагэ. Войско Акэти Мицухидэ сражается на передовой
линии и сметает все на своем пути.
Полководцы не поверили собственным ушам.
- Наверняка самого Нобунаги там нет! Он никак не мог поспеть туда
из Нанивы с такой скоростью.
- Мы уже потеряли двести или триста воинов под Ямасиной. Враг
наступает, и Нобунага, как всегда, руководит лично. Он примчался
стремительно, как крылатый демон или бог, и поспел точно вовремя
куда ему было надо!
Асаи Нагамаса и Асакура Кагэтакэ побледнели. Особенно скверно
пришлось Нагамасе: Нобунага приходился его жене родным братом
и всегда держался с ним весьма дружественно и доброжелательно.
Тем сильнее сейчас должен был оказаться его гнев.
- Отступаем! Назад, на гору Хиэй! - прорычал Нагамаса.
Асакура Кагэтакэ был испуган ненамного меньше.
- Назад, на гору Хиэй! - согласился он. И тут же принялся отдавать
приказы: - Поджигать все крестьянские усадьбы по дороге! Нет!
Подождать, пока не пройдет авангард, а потом поджигать! Жечь все
подряд!
Жаркий ветер
опалил чело Нобунаги. Искры падали на гриву коня и седло. От Ямасины
до Оцу пылали крестьянские усадьбы, в воздухе носились огненные
вихри, но ничто не могло сейчас сбить Нобунагу с избранного пути.
Он сам был подобен пламенеющему факелу, а войско его казалось
морем огня.
- Нынешнее сражение мы посвятим памяти князя Нобухару.
Такова была реакция соратников Нобунаги.
- Неужели они надеются на то, что мы не отомстим за наших павших
товарищей?
Но когда их войска достигли, наконец, храма Мии, там уже не было
ни единого вражеского воина. Неприятель в большой спешке скрылся
на горе Хиэй.
Оглядев горы, воины Оды увидели, что огромное вражеское войско,
насчитывающее двадцать тысяч воинов и несметное множество монахов
воинов, расположилось на холмах до Судзугаминэ, Аоямадакэ и Цубогасадани.
Бесчисленные знамена, реявшие на вершинах, казалось, гласили:
"Мы не собираемся спасаться бегством". Диспозиция предстоящего
сражения стала совершенно ясна.
Поглядев на суровые горы, Нобунага подумал: "Вот здесь все
и решится. Не гора мой враг, мой враг - привилегии, издавна дарованные
горе". Так понимал Нобунага свою миссию. Исстари, от одного
царствования к другому, особые привилегии, дарованные по традиции
обитателям гор, приносили великий вред и правителям, и населению
страны. Неужели и впрямь здесь, в горах, присутствие Будды столь
сильно, чтобы оправдать это?
Когда учение Тэндай проникло в Японию из Китая, преподобный Дэнгё,
основавший первый храм секты на горе Хиэй, провозгласил:
- Да одарит милосердный Будда сваи сии светом божественного покровительства.
Неужели и впрямь свет Учения столь ярко сиял на этой священной
вершине, чтобы здешним монахам было дозволено навязывать свои
требования самому императору в Киото? Потому ли могли они диктовать
волю правительству и добиваться особых прав? Потому ли дозволено
было им вступать в союзы с воинственными князьками, плести интриги
с мирянами и ввергать в беспорядок страну? Так ли ярко сиял здесь
свет Учения Будды, чтобы защищать его при оружии и в доспехах,
превратив гору в склад копий, мушкетов и боевых знамен?
Глаза Нобунаги затуманились от гнева. Он понимал, все это - святотатство.
Гора Хиэй была призвана стать цитаделью, способной защитить всю
страну, - вот почему ее обитателям даровали особые привилегии.
Но выполняла ли она сейчас роль, изначально ей предназначенную?
Главный храм, семь пагод, монастыри на восточном и западном склонах
превратились в обители бесов войны в монашеском одеянии.
Ну погодите же! Нобунага до крови закусил губу. "Пусть называют
меня предводителем дьяволов, изничтожающим буддизм! Красота здешних
гор - это только красота, а вовсе не признак присутствия божества.
А эти вооруженные монахи - самые обыкновенные глупцы. Я сожгу
их в огне войны, и пусть истинный Будда восстанет из этого пепла!"
В тот же самый день он отдал приказ оцепить гору, перекрыв все
дороги и тропы. Чтобы переправиться через озеро, пройти меж гор
и воссоединиться с ним, у главного войска ушло несколько дней.
- Кровь моего брата и Мори Ёсинари еще не отомщена! Так дадим
же душам этих верных воинов спокойно уснуть. Да обратится их кровь
в пламя, которое озарит весь мир!
Нобунага встал на колени и молитвенно сложил руки. Священная гора
стала его врагом, и он велел окружить ее. Опустившись на сырую
землю, он молился и плакал и вдруг заметил, что рядом с ним опустился
на колени и заплакал молодой оруженосец. Это был Ранмару, потерявший
отца, Мори Ёсинари.
- Ранмару, ты плачешь?
- Пожалуйста, простите меня, мой господин.
- Я прощаю тебя. Но прекрати плакать, иначе дух твоего отца станет
смеяться над тобой.
Но и у самого Нобунаги глаза покраснели от слез. Приказав перенести
свой походный стул на вершину холма, он уселся и осмотрел расположение
осадившего гору войска. У подножия горы Хиэй повсюду, сколько
хватало глаз, реяли знамена клана Ода.
|