Эйдзи
Ёсикава Честь самурая
Амакасу
Сампэй встал и пошел вниз по склону. Примерно на полдороге он
повстречался с караваном, насчитывавшим по меньшей мере сто лошадей.
- Ии эй!
Всадник, возглавлявший караван, оказался старинным знакомцем Сампэя.
Скороход сразу же спросил у него:
- Кому понадобилось такое количество лака? Куда ты его везешь?
- В Гифу, - ответил всадник и, поскольку Сампэя этот ответ явно
не удовлетворил, поспешил добавить: - Мы наконец приготовили столько
лака, сколько было заказано кланом Ода в прошлом году, вот я и
везу его в Гифу.
- Вот как? Значит, это для Оды? - Нахмурившись, Сампэй даже не
смог выдавить из себя улыбки, не говоря уж о том, чтобы пожелать
доброго пути. - Так будь осторожен. На дорогах сейчас очень опасно.
- Я слышал, что монахи воины опять взялись за свое. Интересно,
как на это посмотрят воины Оды?
- Ничего не могу сказать, пока не доложу обо всем его светлости.
- Да ладно тебе! Ты ведь как раз оттуда и возвращаешься, верно?
А впрочем, нечего болтать! Пора в путь!
И караван потянулся на запад.
Сампэй глядел ему вслед, размышляя о том, какова жизнь в горных
провинциях. Новости со всего света доходят сюда со значительным
опозданием, и хотя здешнее войско сильно, а военачальники умны,
одно только это ничего не решает. Что ж, тем тяжелей ноша ответственности,
которую он взвалил на себя. Сампэй ускорил шаг и вскоре, оседлав
вновь своего скакуна, и впрямь полетел чуть ли не с быстротой
ласточки. В Кадзикадзаве его ждала другая лошадь, и, хлестнув
ее плетью, он помчался в Кофу.
В жаркой и влажной долине Каи высилась надежно укрепленная крепость
Такэды Сингэна. Важные люди, наведывавшиеся сюда только в дни
тяжких забот и военных советов, один за другим входили сейчас
в крепостные ворота, так что даже стражникам стало ясно: происходит
нечто важное. В крепости, посреди уже совсем зеленых деревьев,
было очень тихо, разве что кое где стрекотали цикады.
С утра ни один из прибывших военачальников еще не покинул крепость.
Вот к воротам стрелой подлетел Сампэй. Спешившись по ту сторону
рва, он побежал по мосту, таща лошадь за поводья.
- Кто идет?
Сверкнули глаза и острия копий. Сампэй привязал лошадь к дереву.
- Это я, - ответил он.
Стражники его знали, и он беспрепятственно проследовал в крепость.
Так много раз уже доводилось Сампэю быстро пробегать через крепостные
ворота в ту или иную сторону, что даже те, кто не знал о его особой
роли, а тем более его имени, пригляделись к нему и пропускали
спокойно. В крепости не было ни единого воина, не знавшего Сампэя
хотя бы в лицо.
Во внутреннем дворе крепости стоял буддийский храм, носивший имя
бога хранителя Севера - Бисямондо, и здесь Сингэн то предавался
медитации, то решал важные государственные дела, то проводил военные
советы. Сейчас Сингэн стоял на веранде храма, подставив лицо прохладному
ветерку, веющему от скал и ручьев в саду. Поверх доспехов он надел
красную мантию священника, словно сотканную из огненных пеонов.
Сингэн был среднего роста, крепко сложен и мускулист. Люди, не
знавшие лично этого незаурядного человека, поговаривали о неукротимости
его нрава, хотя на самом деле договориться с ним было не слишком
трудно. Напротив, он был по природе добр, во всяком случае, благожелателен.
С первого взгляда становилось ясно, что человек он значительный
и уверенный в себе, а густая жесткая борода подчеркивала решительность
его нрава. Впрочем, примерно так выглядели и многие другие мужчины
в горной провинции Каи.
Один за другим военачальники вставали со своих мест и уходили,
говоря при этом все подобающие слова, и кланялись своему князю.
Военный совет начался еще утром. Сингэн намеренно оделся на него,
как перед сражением, - в мантию священника поверх доспехов. Кажется,
его слегка утомили жара и продолжительные споры. Поэтому, едва
совет завершился, Сингэн вышел на веранду. Военачальники ушли,
оруженосцев он не призвал, и сейчас во всем Бисямондо никого не
было - только Сингэн, только отблески света на позолоте стен и
мирный стрекот цикад в саду.
"Этим летом, не так ли?" Сингэн задумался. Со стороны
могло показаться, будто он пристально всматривается в громады
гор, со всех сторон окружающих его провинцию. С того времени,
как он впервые принял участие в битве, - а было ему тогда всего
пятнадцать, - всю его жизнь определяли события, происходившие
летом или осенью. В горной провинции зимой можно лишь запереться
в четырех стенах и копить силы к лету. Но с приходом весны и особенно
лета у Сингэна закипала кровь, и он обращал взоры во внешний мир,
говоря: "Что ж, пора повоевать!" Так жил не только Сингэн,
но и другие самураи в Каи. Даже крестьяне и горожане приветствовали
приход лета как пору желанных перемен.
В этом году Сингэну стукнет пятьдесят, и он был исполнен разочарования
- жизнь не принесла и малой доли того, на что он некогда уповал.
"Я слишком много воевал только ради того, чтобы воевать",
- думал он. Ему казалось, что Уэсуги Кэнсин в Этиго предается
сейчас сходным размышлениям.
Задумавшись о своем многолетнем и достойном сопернике, Сингэн
поневоле горько усмехнулся. Разве не насмешки достойны все эти
прожитые им годы? Вот вот исполнится пятьдесят, и долго ли еще
останется жить?
Четыре месяца в году провинция Каи стояла занесенная снегом. Можно
было утешаться мыслью о том, что центр мира - далеко и что доставка
сюда современного оружия крайне затруднена, и все же Сингэн раскаивался,
что понапрасну растратил свои лучшие годы в бессмысленных борениях
с Кэнсином из Этиго.
Сильно пекло, и тени под деревьями становились все резче и резче.
Многие годы Сингэн считал себя лучшим полководцем во всей восточной
Японии. И впрямь, боеспособность его войска, процветание его провинции
и умелое управление ею служили примером для многих.
Но теперь Каи больше не могла оставаться в стороне от всеобщей
смуты. Начиная примерно с прошлого года, когда Нобунага поехал
в Киото, Сингэн стал задумываться о новой роли, возможной теперь
для его провинции. Заглянув к себе в душу, он увидел, что ее переполняют
новые надежды. До сих пор клан Такэда оценивал себя чересчур низко.
Сингэну не хотелось коротать остаток дней, отщипывая по кусочку
от соседних провинций. Когда Нобунага и Иэясу еще мочили пеленки,
Сингэн уже задумывался над тем, как было бы хорошо объединить
всю страну, взяв ее в свои твердые руки. Он считал, что горная
провинция служит ему не более чем временным пристанищем, а в мечтах
видел себя правителем страны и порой даже не умел скрыть этого
от посланцев из столицы. Разумеется, нескончаемые стычки с соседней
Этиго служили не более чем прелюдией к настоящим войнам. Но как
бы то ни было воевал он главным образом с Уэсуги Кэнсином, эти
войны отняли уйму времени и изрядно истощили силы провинции.
Сингэн осознал все это, когда клан Такэда остался уже далеко за
спиной у вырвавшихся вперед Нобунаги и Иэясу. Но он все равно
продолжал называть Нобунагу "ублюдком из Овари", а Иэясу
- "сосунком из Окадзаки".
"Хорошо подумав, я вынужден признать, что совершил великую
ошибку", - горько размышлял Сингэн. Если бы речь шла лишь
о невыигранных сражениях, он бы так не сетовал и ни о чем не жалел,
но сейчас, задним числом оценивая свои неудачи на политическом
поприще, он понимал, что главные просчеты допустил именно здесь.
Почему, например, не устремился он на юго восток, когда был уничтожен
клан Имагава? Удерживая у себя в заложниках представителя клана
Токугава, почему, не шевельнув и пальцем, молча наблюдал за тем,
как Иэясу распространяет свою власть на Суругу и Тотоми?
Но еще большей ошибкой стало заключение родственных уз с Нобунагой
через женитьбу по совету князя Оды. В результате Нобунага, воевавший
с соседями на западе и на юге, одним ходом угодил в самую середину
шахматной доски. Тем временем заложник из клана Токугава, воспользовавшись
случаем, ухитрился бежать, а Иэясу и Нобунага заключили между
собой союз. Сейчас, оглядываясь назад, трудно было не дивиться
их дипломатическому искусству.
"Но теперь им придется принимать меня в расчет. Я научу их
уважать Такэду Сингэна из Каи. Заложник бежал. Что ж, тем лучше
- вот и прервалась последняя ниточка, связующая меня с Иэясу.
В каком еще оправдании задуманному я нуждаюсь?"
Нечто в этом роде он и произнес сегодня на военном совете. Услышав
о том, что Нобунага стоит лагерем в Нагасиме и, судя по всему,
глубоко увяз в тамошней войне, упрямый и честолюбивый князь увидел
в этом благоприятную возможность для собственного возвышения.
Амакасу Сампэй попросил одного из близких людей Сингэна доложить
о своем прибытии. Когда его не поспешили призвать к князю, он
повторил свою просьбу.
- Доложили ли его светлости о моем прибытии? Пожалуйста, напомните
ему об этом.
- Только что закончился военный совет, и его светлость, кажется,
несколько устал. Вам придется подождать, - повторил приближенный
Сингэна.
Сампэй, однако, не унимался.
- Мое дело не только крайне срочное, но и напрямую связано с тем,
о чем должны были говорить на совете. Прошу прощения, но я требую,
чтобы ему незамедлительно доложили о моем прибытии.
Судя по всему, на этот раз известие передали Сингэну, и Сампэя
пригласили войти. Один из стражников проводил его до центральных
ворот Бисямондо. Здесь его препоручили заботам стража внутренней
цитадели и повели к Сингэну.
Сингэн находился на веранде Бисямондо. Он сидел на походном стуле.
Свежая листва молодого тополя мирно шелестела у него над головой.
- Какие новости, Сампэй?
- Прежде всего необходимо доложить, что сообщение, присланное
мною ранее, полностью устарело. Поэтому во избежание нежелательных
последствий я и помчался сюда сломя голову.
- Как? Положение дел в Нагасиме изменилось? Ну и каково же оно
сейчас?
- Войско Оды на время оставило Гифу и, похоже, попыталось обрушиться
на Нагасиму двумя встречными колоннами. Но как только Нобунага
прибыл на поле сражения, он приказал немедленно отступить. Это
отступление дорого обошлось его войску, но, так или иначе, оно
отступило.
- Отступило. И что же?
- Это отступление было неожиданным даже для его вассалов. Воины
Оды ворчали, что просто не могут понять, какая блажь взбрела в
голову их предводителю, а многие выражали свое недовольство в
открытую.
"Этот человек непредсказуем! - подумал Сингэн, щелкнул языком
и принялся жевать губу. - Я собирался сразиться с Иэясу в чистом
поле и сокрушить его, пока Нобунага со своим войском оставался
скован монахами воинами в Нагасиме. Но теперь, когда этот план
сорвался, нужна предельная осторожность!"
- Нобуфуса! Нобуфуса! - позвал Сингэн, обернувшись к боковому
входу в храм.
Сингэн сразу же отдал распоряжение уведомить своих военачальников
о том, что решение отправиться в поход, принятое на только что
закончившемся военном совете, откладывается на неопределенное
время.
У Бабы Нобуфусы, его старшего соратника, не было времени выяснять
причины такой перемены. Разъехавшиеся по своим полкам военачальники
возмутятся, полагая, что более удачную возможность для уничтожения
клана Токугава, чем сейчас, найти трудно. Но Сингэн осознал, что
и на этот раз упустил свой шанс и что от прежнего замысла теперь
придется отказаться. Вместо этого ему придется перестраиваться,
дожидаясь следующего благоприятного случая.
Сняв доспехи, он вновь встретился с Сампэем. Отослав приверженцев,
Сингэн внимательно выслушал подробный отчет о положении дел в
Гифу, Исэ, Окадзаки и Хамамацу. Потом Сампэй поделился с Сингэном
возникшим у него сомнением.
- На пути сюда мне повстречался караван с большим количеством
лака для клана Ода, являющегося союзником Токугавы. Зачем вы посылаете
лак Оде?
|
